Еду в автобусе. За окном - убогое ненастное Подмосковье. Бестолковое. Понатыканное. Вконец испорченное человеком, жадным до каждого сантиметра "замкадной" земли. Строят повсюду, даже на болоте.

Переполненная негодованием Клязьма разлилась так, что деревья оказались по щиколотку в воде, словно преодолевают ее вброд, словно устраивают побег от поползновений бульдозеров. Скоро даже шоссе выйдет из берегов: старые зеленые домики так близко к дороге, что из любого окна с наличником можно продавать кофе.

Везде проезжаю одну и ту же улицу Молодежную, которая пунктиром тянется из самой Москвы. По баннерам вдоль трассы можно снимать триллеры: "Мясо для собак", "Яйца за поворотом". Горы мусора напоминают Верещагинский "Апофеоз войны". Мы как раз притормозили у одной такой свалки. На светофоре.

Я уставилась на мужчину и женщину. Такое со мной бывает - я вдруг разглядываю людей, как картины. Пара сидит на облезлой скамье и пьет желтый токсичный "Швепс". Попирает ногами нажитый мусор. Мужчина седой, женщина брюнетка. Жгучая. Обжигающая. Если она сядет на край скамейки - случится перевес. Но его ее медленный метаболизм не беспокоит: он кормит ее бутербродами.

На этом моменте они замечают мой пристальный взгляд. Я улыбаюсь. Скорее от смущения, что вторглась к ним через экран проходящего автобуса. Они улыбаются в ответ. Тут должна была случиться развязка - я должна бы ехать дальше, как мимолетное видение, но автобус встал на светофоре, как вкопанный. И я развожу руками: мол, делать нечего, улыбаемся дальше. Они в ответ посылают мне воздушные поцелуи. И машут руками. Я тоже отправляю поцелуй. И тоже машу руками. И так пока стоит автобус - кажется, целую вечность. И ведь взрослые же люди!

Обожаю это безмятежное Подмосковье, где деревья радостно бегают по лужам, как дети...
(с) Вероника Плеханова