Практически все артисты отличаются вопиющей небрежностью к своему внешнему виду. Нет, я не о макияже, укладке, платьях, маникюре, фигуре и прочем. Тут у большинства из них все на 7 с плюсом из пяти возможных. Я о том, что им совершенно безразлично, в чем ходить в гримерке. Причем, ладно бы артист там был один-одинешенек. Нет. Обычно гримерку населяют помощники, пиарщики, гримеры, журналисты и случайно зашедший электрик с проводом в руках и лампочкой в зубах. И артист, а тем паче артистка, плюя на всю эту теплую компанию, расхаживает по своей территории в колготках. И без них. И хорошо если в трусах. И в чем-нибудь, прикрывающем верх. Ну привыкли они, чего стесняться-то, все свои. Не сосчитать, сколько я видела сильных и известных мира всего «в безбелье», как говорят в народе. Даже не уговаривайте, все равно не расскажу, у кого кривые ноги, а у кого целлюлит. Эта тайна уйдет со мной. В общем, такое вступление у этой истории. Ну чтоб вы понимали.

А история такая. Снимали мы однажды одну артистку. Привезли ей на съемку много платьев, она должна была их все померить, сказать, какие ей подходят, нравятся и лучше сидят. А были мы при этом, надо сказать, в странном месте. Ровно за нами находилась стеклянная стена в пол, а за ней шел конгресс каких-то почему-то ботаников. То есть со всей страны в эту комнату со стеклянной стеной съехались специалисты по вакуолям и цитогенезу (что бы это ни значило). Они сидели вокруг стола и слушали докладчика, который рассказывал страшно познавательное («И тема интересная – что-то там в носу» М. М. Жванецкий).

И докладчик, и слушатели были одинаково нечесаны, одеты в одинаковые коричневые штаны участников клуба «Высокая талия», блестели лысинами, очками в толстых оправах, замотанных изолентами. В общем, ботаники. А стена стеклянная. А за нею – мы. И, главным образом, артистка. Она примеряет платья, как вы помните. Она в красных стрингах и боле на ней ничего нет. А чего, все ж свои? И вот, перемерив платья, артистка начинает краситься. Вот как была, в стрингах и без ничего. Потом она начинает ходить, наклоняться, поворачиваться и искать свои туфли. Потом она примеряет шляпки. Вертясь уже во все возможные стороны и будучи по-прежнему только в стрингах. В комнате я (человек, привычный ко всему), стилист – он вообще уже ни на что давным-давно не реагирует, практически как Азазелло, и фотограф, у которого какое-то чувство стыда все-таки еще осталось, но он профессионал и умело его прячет.

А за спиной ботаники. С вакуолями. Сначала кто-то из них обернулся в нашу сторону. Потом его сразил столбняк. Глядя на него, заволновались все остальные. А артистка в стрингах. В шляпке. И красных «шпильках». У ботаников запотели очки. Цитогенез был в секунду начисто стерт из памяти. Докладчик потерял нить беседы. Через пять минут никто из них уже даже не пытался вспомнить, зачем приехал в Москву и зачем до этого учился в ВУЗе и писал диссертацию. И, скорее всего, кого-нибудь из них хватил бы удар, но от того, что ботаники слишком часто выдыхали, запотело стекло, отделяющее мужчин от артистки в стрингах, она как бы постепенно скрылась в тумане, ученые попили водички, а мы быстренько одели девушку и отправились от греха подальше на съемку.

(c) Мария Адамчук